Игольницы, которые были ангелами.
Jan. 17th, 2008 02:17 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
sou_rireЕсли ты вся покрыта иглами, странно ожидать, что кто-то придёт и нежно тебя погладит. Он, наверное, даже придёт. И, наверное, даже попытается. И, наверное, даже через боль и кровь. И, наверное, попытается не единожды. Но вся штука в том, что ты сама ни хрена не почувствуешь.
А потом он возьмёт и устанет. Он не потеряет терпение. Он устанет. Потому что аккуратно депилировать твои иглы – утомительно и бессмысленно: всё время вырастают новые.
Он сядет рядом с тобой на пол, скрестит пальцы у себя на лбу и расскажет тебе, как сильно он устал за эти два месяца. Он будет курить, сигарета будет слегка дрожать в его руке, а ты покроешься липким страхом, что вот сейчас он встанет и уйдёт навсегда. Но он уйдёт не навсегда, а просто спать. Он даже скажет тебе, что любит тебя, чтобы ты вот сейчас не умерла у него на глазах, потому что он видит твой ужас. Твой ужас не увидеть сложно. Но ему нужно отдохнуть и поспать.
А ты останешься сидеть.
Оцепенение такая интересная вещь... Ты застаёшь себя в дурацкой деревянной позе - руки на коленях, в спине штырь - но изменить эту позу не можешь, даже если очень хочешь. И мысли. Они такие тягучие и медленные, как земляничный сироп. А не думать ты не можешь.
Половина игл отвалится сразу сама. Из остальных придётся выбираться. Отматывая назад время, вспоминая из-за чего случилась вот эта и вот эта. Тебя будет плакать, тошнить, ломать, потому что страшно. Страшно вспоминать; страшно думать, что не получится уже; страшно, если он устал совсем; страшно вспоминать свою атласную кожу, которую было так приятно гладить, но её почему-то обычно резали, и вот пришёл тот, кто хочет быть нежным, а ты дикобраз, ёж, кактус, ёлка и игольница.
И всё, конечно, будет непросто: обрастала этими иглами ты постепенно, год за годом и боль за болью, а снять нужно их сейчас и сразу.
И вот хорошо бы покурить трясущимися пальцами длинное и терпкое, только не умеешь. И выпить тоже нечего. Да и не хочется – на удивление.
Жутко, страшно тошнит. В основном от «А вдруг всё? И это я сама…».
Садишься и пишешь ему. Мол, понимаешь, измучила его совершенно, но не мог бы он ещё – уже совсем немного – подождать, потому что ты уже линяешь из игольницы обратно в атласного ангела.
И он ответит тебе так, чтобы ты понимала, что линяешь совершенно правильно – для него, потому что он, конечно же, подождёт, потому что, конечно же, любит тебя.
А если вдруг там снова вместо нежности скальпель, то – решаешь ты – быть распотрошённым ангелом куда изящнее, чем кучкой поролона вперемешку с ржавыми иглами.
А потом он возьмёт и устанет. Он не потеряет терпение. Он устанет. Потому что аккуратно депилировать твои иглы – утомительно и бессмысленно: всё время вырастают новые.
Он сядет рядом с тобой на пол, скрестит пальцы у себя на лбу и расскажет тебе, как сильно он устал за эти два месяца. Он будет курить, сигарета будет слегка дрожать в его руке, а ты покроешься липким страхом, что вот сейчас он встанет и уйдёт навсегда. Но он уйдёт не навсегда, а просто спать. Он даже скажет тебе, что любит тебя, чтобы ты вот сейчас не умерла у него на глазах, потому что он видит твой ужас. Твой ужас не увидеть сложно. Но ему нужно отдохнуть и поспать.
А ты останешься сидеть.
Оцепенение такая интересная вещь... Ты застаёшь себя в дурацкой деревянной позе - руки на коленях, в спине штырь - но изменить эту позу не можешь, даже если очень хочешь. И мысли. Они такие тягучие и медленные, как земляничный сироп. А не думать ты не можешь.
Половина игл отвалится сразу сама. Из остальных придётся выбираться. Отматывая назад время, вспоминая из-за чего случилась вот эта и вот эта. Тебя будет плакать, тошнить, ломать, потому что страшно. Страшно вспоминать; страшно думать, что не получится уже; страшно, если он устал совсем; страшно вспоминать свою атласную кожу, которую было так приятно гладить, но её почему-то обычно резали, и вот пришёл тот, кто хочет быть нежным, а ты дикобраз, ёж, кактус, ёлка и игольница.
И всё, конечно, будет непросто: обрастала этими иглами ты постепенно, год за годом и боль за болью, а снять нужно их сейчас и сразу.
И вот хорошо бы покурить трясущимися пальцами длинное и терпкое, только не умеешь. И выпить тоже нечего. Да и не хочется – на удивление.
Жутко, страшно тошнит. В основном от «А вдруг всё? И это я сама…».
Садишься и пишешь ему. Мол, понимаешь, измучила его совершенно, но не мог бы он ещё – уже совсем немного – подождать, потому что ты уже линяешь из игольницы обратно в атласного ангела.
И он ответит тебе так, чтобы ты понимала, что линяешь совершенно правильно – для него, потому что он, конечно же, подождёт, потому что, конечно же, любит тебя.
А если вдруг там снова вместо нежности скальпель, то – решаешь ты – быть распотрошённым ангелом куда изящнее, чем кучкой поролона вперемешку с ржавыми иглами.
