Умница

А я читаю Довлатова. А кого ещё первого апреля? Ну, Зощенко. Но Довлатова я люблю нежнее.

Вчера Игорь Костолевский, пока мы клеили короткую стену, читал по Радио России "Поплиновую рубашку". И это было прекрасно.

Безуглов поднял другую трубку:
- Але... Срочно нужен узбек. Причем любого качества, хоть тунеядец...
Постарайся, голубчик, век не забуду...
Я поздоровался и спрашиваю:
- Что это за интернационал?
Безуглов говорит:
- Скоро День конституции. Вот мы и решили дать пятнадцать очерков. По
числу союзных республик. Охватить представителей разных народов.
Безуглов вынул сигареты и продолжал:
- С русскими, допустим, нет проблем. Украинцев тоже хватает. Грузина
нашли в медицинской академии. Азербайджанца на мясокомбинате. Даже
молдаванина подыскали, инструктора райкома комсомола. А вот с узбеками,
киргизами, туркменами - завал. Где я возьму узбека?!
- В Узбекистане, - подсказал я.
- Какой ты умный! Ясно, что в Узбекистане. Но у меня же - сроки. Не
говоря о том, что командировочные фонды давно израсходованы... Короче,
хочешь заработать пятьдесят рублей?
- Хочу.
- Я так и думал... Найди мне узбека, выпишу полтинник. Набавлю как за
вредность...
- У меня есть знакомый татарин.
---
Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только - да или нет.
---
Мама спросила:
- Как одеты в Париже?
Нина Черкасова ответила:
- Так, как считают нужным.

Граждане, мне нужна ваша помощь.

Саша штудирует 18 раз Лукьяненко. Я только за. Но надо же что-то новое предложить.

А я же плаваю совершенно в этой теме.

Кроме Асприна, Пратчетта и Шекли предложить ничего не могу. Пока у нас Асприн на очереди. С его драконом Глипом.

Насоветуйте, пожалуйста, что-то интересное, может, забавное. Не надо ничего тяжеловесного и программного.

Стругацкие, почему-то, не пошли. Но я не оставляю надежды.

Сашу я читать не заставляю, он сам это дело любит, не хотелось бы отбить желание.

Знаю, у меня есть тут любители, ценители и тонкие знатоки именно фантастики и фэнтези. Порекомендуйте?

Читаю квартолгию.

Читается очень легко и интересно (видимо, на фоне очередного краха любви моей жизни всё, что про любовь сильного мужчины и слабой девочки, будет принято мною на ура), но язык бедненький и простенький. Переводчик неплох, но то ли не хотел стараться, то ли торопился, то ли нет чувства стиля. А можно же было накрутить. Если Эдвард разговаривает языком XIX века, то как красиво можно было обыграть. Создать изящный контраст.

Не сказать, чтобы сюжет новый, но мне нравится, как он выписан. Но жаль, что на таком материале не развернулись. Ощущение профанации. Хотя, возможно, автор и сама не была столь педантична. В оригинале прочесть я не могу, но подруга, читавшая на английском, говорит, что там с этим дело получше обстоит.

Эта пьеса Михая Себастьяна преследует меня с детства. Впервые я услышала её в качестве радиоспекталя. Впрочем, последующие разы это был он же, и только года два-три спустя, увидела щемящий фильм Михаила Козакова. Фильм оказался воплощением моих фантазий. Он не мог меня разочаровать, поскольку всё было именно так, как я себе представила. Всё до мелочей.

Спектакль меня абсолютно заворожил. Мона казалась мне эльфом (тогда я ещё не знала такого слова, это теперь я могу озвучить кем она мне казалась), я садилась под радио и не шевелилась на протяжение всего действия. Девочкой я была чувствительной и сентиментальной, воспринимала всё крайне остро, потому взрослая история, которая мне была, конечно же, не по возрасту и висела во всех местах: талия была где-то возле колен, а подол и вовсе стал шлейфом, история эта и была, как мамино платье - в нём становишься принцессой, и кругом сказка.

Стоит ли говорить, что будучи ребёнком (фильм сняли в 1978 году, через два года после моего рождения, а радиоспектакль был даже чуть раньше, в каком году его услышала я - не помню совсем), я мало что понимала, кроме того, что Учитель прекрасен, что Мону жаль, но она оказалась тоже в сказке (разумеется, я отождествляла себя с героиней), потому теперь всё будет хорошо, что Григ ужасный жестокий циник, и как он так может.
Когда он кричал на Мону, уговаривал, упрекал и насмехался над Учителем, я кусала губы и была готова разрыдаться вместе с ней. Не выдерживала я, когда Мона соглашалась - боже мой, как я презирала и ненавидела её за слабость! - и оставалась с Марином один на один, чтобы нежно и медленно убить любимого человека. И кротость, безропотность его - тогда она меня не раздражала - восхищала.
Видимо с тех пор я ненавижу "когда-нибудь я вернусь", "когда-нибудь мы встретимся". И как можно давать человеку надежду: "жди меня каждый вечер, однажды в воскресенье я вернусь". И как можно не быть вместе с любимым. Не постигаю. До сих пор. Наверное я не слишком выросла.

И каждый раз, зная, что Мона предаст Учителя, я проникалась сочувствием и состраданием к этой изящности и хрупкости, такой одинокой, на вокзале, в чужом городе, ночью. Ровно как и в финале полыхала праведным гневом: "Променяла! На ванны с лавандой! На вещи, на комфорт! Променяла такую любовь! Как могла?!"

И мадемуазель Куку. Нет, она вовсе не смешна. Она так бесповоротно и непоправимо несчастна в своей влюблённости в Учителя. Так много хотелось ей сказать и обнять нежно. И чтобы она была, наконец, счастлива. Хотя было понятно, что счастлива быть она не может. Состарившаяся в тоске молодость - ужасно грустно.

И Начальник Вокзала, который за всю жизнь не составил ни одного акта. Понимающий всю свою никчёмность. Вокзал крохотного городишки, где не останавливается Дизель-Электропоезд, а он Начальник этого Вокзала. И даже деньги, деньги не так важны. Хочется за всю жизнь составить хоть один акт. Крикнуть кому-то там: вот он я, я есть, видите? Или даже прошептать. Но акты никому не нужны, как и Начальник, как и Вокзал.

И вообще все они несчастны, весь городок - в своей пыльной паутине прозябания. И вот Мона. Её приезд будоражит всех, всех. Разговоры только об этом. Событие! Событие - случайный приезд красивой женщины. Событие - история чужой любви.
Несчастные, несчастные люди.

Мне было каждый раз их так нестерпимо жаль. И каждый раз я была уверена, что уж моя-то жизнь точно не будет такой пресной и убогой. Точно...

Сегодня я разрыдалась ровно так же, как много лет назад. Смешно, ей богу, но я ревела и не могла остановиться. Вот. Опять.

Уникальная вещь. Берёт тебя за что-то глубоко внутри и выворачивает наизнанку, потряхивая, чтобы вывернулся целиком и без складочек, чтобы всё нутро наружу. Хотя казалось бы, ну что за сюжет? Ну банальнейший. Но руки ювелира...

Теперь вся история преломляется о мою жизнь, и отлетает лучами и искрами в самые неожиданные стороны. Чего в детстве, конечно же, не случалось. В детстве всё было предельно ясно: кто тут хороший, кто тут плохой, и кто тут предатель. И не надо оправдываться.
Теперь камень обрёл большую цену, и я увидела совсем другие грани.

- Но это ужасно! Господи, что же за жизнь вы ведёте... если не нашли времени даже на то, чтобы взглянуть на Большую Медведицу?
- А сколько людей живут, не видя её.
- Им только кажется, что они живут.

Интересно, что нового я открою для себя в этой пьесе ещё лет через десять-двадцать...

P.S. Костолевский тогда показался мне идеалом мужчины (вот откуда моя любовь к высоким, стройным с вьющимися волосами), и до сих пор я обожаю его. Он прекрасен.